Роальд Тайманов. Жизнь и мнения. К юбилею ученого

22 октября исполнятся 90 лет старейшему сотруднику ВНИИМ, руководителю лаборатории метрологического обеспечения компьютеризированных датчиков и интеллектуальных измерительных систем, академику Метрологической академии, обладателю более 50 патентов и авторских свидетельств на изобретения, автору нескольких сотен научных публикаций Роальду Евгеньевичу Тайманову.

Роальд Евгеньевич работает во ВНИИ метрологии с 1965 года. За эти годы он был руководителем большого числа научных исследований и разработок в самых разнообразных областях, таких как преобразование и синтез частот гармонических колебаний, адаптивные структуры памяти, синтез точных временных интервалов, точная регулируемая задержка сигналов сложной формы, метрологическое обеспечение гибких производственных систем, метрологический самоконтроль контроль измерительных систем и датчиков…

Ученый неоднократно выступал на метрологических форумах в Великобритании, Италии, Китае, США, Финляндии, Франции, Хорватии, Швейцарии, Японии и других странах… Отмечен знаком «Изобретатель СССР», медалями ВДНХ/ВВЦ, благодарностью Законодательного собрания Санкт-Петербурга, дипломами конференций и другими наградами…

Коллектив ВНИИМ, его друзья и коллеги сердечно поздравляет юбиляра и желает ему здоровья и новых ярких научных побед!

В ближайшие недели публикации, посвященные Роальду Евгеньевичу, планируются к выходу в отечественных метрологических журналах. Приводим фрагменты из этих материалов.

 

Роальд Тайманов о себе, своей жизни, своем профессиональном и жизненном кредо

Общий предок нашей семьи — Исатай Тайманов, руководитель восстания казахов в 1836–38 года против Внутренней (Букеевской) Орды, вассальной Российской империи, и уральских казаков. Я боялся, что это был просто бандит, нечто вроде Стеньки Разина. Но о нем очень уважительно говорили и враги, и свои, все говорили, что он был человек очень благородный. Он погиб на поле боя. Его сын был отправлен куда-то на север России и в конце концов осел в районе Смоленска, где в 1898 году родился мой отец Евгений Захарович.

Отец с матерью Серафимой Ивановной, в девичестве Ильиной, поженились в Харькове, потом переехали в Петроград. Это было в начале 1920-х годов. Все накопления дедушек и бабушек были потеряны в революционные и первые революционнее годы. Обремененная таким горьким опытом, мама, а я по сей день считаю её гениальным человеком, нам, своим детям внушала: заработанные деньги могут в любой момент исчезнуть, превратиться в ничто, поэтому важно, чтобы тебе было интересно жить, и чтобы ты был всегда востребован. Мамины установки оправдали себя, и эта концепция определила мою жизнь, жизнь моего брата Марка и моей сестры Ирины.

Марк родился в 1926 году. Он был известный пианист; Марк и его жена Любовь Брук – лучший фортепианный дуэт ХХ века. Кроме того, Марк – международный гроссмейстер по шахматам, заслуженный мастер спорта, чемпион СССР.

В 1941-м Марку исполнилось шестнадцать, он уже был студентом Ленинградской консерватории.

Я родился в 1933-м. Назвали меня в честь выдающегося полярного исследователя норвежца Амундсена. В детстве и в семье звали Аликом.

Сестра Ирочка родилась в мае 1941-го.

Кроме того, мои родители взяли из детского дома сына маминой сестры Юру, у которого расстреляли отца как врага народа. Он воспитывался в нашей семье как наш брат. Впоследствии Юра стал морским офицером.

Уехали мы из Ленинграда в апреле 1942 года. Примерно год после возвращения мы с другими вернувшимися из эвакуации жили в гостинице «Астория». Среди тех детей, кто там жил и с кем я познакомился — будущий иллюзионист Игорь Кио и тележурналист Галина Мшанская.

После возвращения в Ленинград после блокады я учился в музыкальной школе при консерватории, учился играть на скрипке, выступал в концертах, был направлен как один из лучших учеников в пионерский лагерь «Артек»... Я очень люблю музыку, хожу на все значимые концерты, не жалею, что ушел из музыкальной школы, но жалею, что бросил скрипку. Мне трудно было с моим преподавателем. Он все время говорил: «Спинку держи». А мне после войны, после блокады, было физически тяжело. Мне с ним работать не хотелось, и я сказал маме, что хочу уйти...

И надо сказать, что мама не старалась меня переубедить, не просила потерпеть, не говорила, что педагог лучше знает. Она просто спокойно и уважительно приняла мое решение.

Из музыкальной школы я перешел в обычную. Я очень любил историю, был президентом историко-географического общества школ Октябрьского района. Думал, что буду историком. Но наш школьный преподаватель, очень хороший, сказал: «Не рекомендую, ты эмоционален, и это может плохо кончиться». Я прилично фотографировал и решил, что пойду на режиссуру кино. Но в Ленинграде вуза по этой специальности не было, и тогда я пошел в ЛИТМО, на радиотехнический факультет, это было рядом с домом. А жили мы уже в помещении музыкальной школы при консерватории, в Матвеевом переулке, около Театральной площади. Поступил я в ЛИТМО без проблем. Я не был ленинским стипендиатов, но из числа очень хороших студентов.

После учебы я был направлен в ЦКБ 667. Я понятия не имел, что это такое. Позже это предприятие стало называться «НПО имени Коминтерна». Это было крупнейшее радиотехническое предприятие оборонного профиля. Меня спросили там: «Чем хотите заниматься?». Я ответил: «Научной деятельностью». Мне говорят: «Нет, либо завод, либо КБ». Завод это было абсолютно не мое, я стал конструктором в КБ, хотя чертить не умею, в институте черчение пересдавал 31 декабря до 23 часов. Главный конструктор там был умница, мы с ним поговорили, и он позволил мне заниматься тем, что у меня получалось. Как-то мне принесли схему. Я посмотрел и сказал, что всю схему надо делать иначе. Меня вызвали в лабораторию, откуда пришла схема и предложили с ними работать. Лаборатория была очень хорошая, руководил ею Юрий Васильевич Денисов. Я его хорошо помню и очень ему благодарен. До войны он работал в Ленинградском университете, занимался электромагнитным излучением головного мозга. Он увидел мой интерес к научному творчеству и познакомил меня со своими работами, посвященными телепатии. Я уверен, что это явление существует, этому есть доказательства. Денисов все время стремился к тому, чтобы я делал нестандартную работу. Юрий Васильевич добился – и это было непросто, чтобы я один день в неделю мог ходить в Библиотеку академии наук знакомиться с новыми публикациями, в том числе зарубежными.

Вообще мне очень повезло на учителей. И в школе, и в институте, и на работе. Историк в школе разбирал с нами сочинения Альфреда Розенберга, нацистского идеолога Он читал нам отрывки из «Майн Кампф», чтобы мы поняли, какая логика была у фашистов. И это в 1950-е годы! Какой же невероятной смелостью нужно было обладать! А учитель литературы говорил нам: «По поводу «Евгения Онегина» есть позиция Белинского, есть позиция Писарева, если вы мне расскажете одно или другое – больше тройки вы не получите, меня интересует ваша позиция». И словесник, и его коллега историк учили нас размышлять…

В ЦКБ я занимался интересными вещами. Я был, в частности, на Новой земле, анализируя, как обеспечить секретную связь на большие расстояния, чтобы ее нельзя было перехватить… Мой портрет как одного из лучших изобретателей конструкторского бюро висел на доске почета...

И хотя у меня в трудовой книжке написано, что я год работал конструктором, ни одного чертежа мною не было выпущено.

Во ВНИИМ я решил перейти в середине 1960-х. Денисов меня не отговаривал. Он сказал, что в теоретической части в нашей области все уже изучено, а производство — не мое дело, и порекомендовал уходить. Директор ЦКБ меня приглашал к себе, обещал увеличить зарплату, но я все же ушел во ВНИИМ.

Пришел я во ВНИИМ сначала в лабораторию времени и частоты, стал заниматься измерениями коротких интервалов времени. Довольно скоро возникла работа, которую можно назвать комплексной. Меня всегда привлекало необычное, какой-то синтез хорошо известного и неизвестного. И с тех пор повелось, что я всегда занимался теми работами, которые не подходят под жесткую структуру, мне это было интересно. И руководство института меня в этом поддерживало.

В начале двухтысячных в журнале «Датчики и системы» был опубликован перевод статьи англичанина Мануса Генри из Оксфорда, посвященной самовалидации (самоконтролю) применительно к Кориолисовому расходомеру. Мы с Ксенией Всеволодовной пригласили его сделать доклад на симпозиуме Международной конфедерации по измерениям в Санкт-Петербурге. Как выяснилось при встрече, он работал в этом направлении с начала девяностых годов, но о наших работах не знал, поскольку к тому времени наши статьи публиковались только на русском. Он был поражен, насколько мы с ним мыслили в одном направлении, хотя мы решали задачи в иной, более широкой области измерений. С этого момента мы подружились, подготовили совместную статью, переписываемся.

По результатам работ, связанных с метрологическим самоконтролем мы с Ксенией Всеволодовной опубликовали свыше 150 статей и докладов в России и за рубежом, по приглашению организаторов провели более 10 специализированных секций на международных конференциях…

Несколько лет назад нас заинтересовала возможность ранней диагностики отклонений в развитии мозга… В 2017 году нами были выполнены пилотные исследования, показавшие возможность по анализу звучания плача младенцев и их изменению на протяжении первых месяцев жизни, т. е. предельно безболезненно, оценить развитие мозга ребенка и выявить отклонения, причем как негативные, в частности, ведущие к аутизму, так и позитивные, которые при соответствующей поддержке со стороны родителей, могут привести к раннему проявлению творческой одаренности. Речь идет о специальной математической обработке эмоционально окрашенных звучаний и выявлении особенностей изменения связанных с ними нейрофизиологических реакций. Статьи на эту тему опубликованы нами в России и за рубежом.

Сейчас в огромной мере будущее зависит от умения развить возможности человека, сделать его способным конкурировать с роботами будущего. Обеспечить раннее распознавание талантов человека и, наоборот, ввести элементы эмоционального восприятия в структуру робототехнических систем, использование живых существ в качестве датчиков… Все это очень необычно и интересно, а также крайне актуально…Востребованность наших исследований позволила мне с коллегами опубликовать более 50 авторских свидетельств и патентов, а также более 330 статей в России и за рубежом, причем более 260 совместно с Ксенией Всеволодовной Сапожниковой…

Я долго работал на «оборонку». Участвовал в создании ракетной техники, подводных лодок; мои товарищи и я обеспечивали точность стыковки космических кораблей «Союз-19» и «Аполлон». Так складывались обстоятельства, что я какое-то время был, сам того не желая, политическим диссидентом. У меня всегда были идеальные отношения с руководством, которому требовалась моя работа, меня очень ценили. У меня никогда не было прямых врагов, но вот по линии партии у меня время были проблемы. То говорил что-то не то, то дружил не с теми... Проблемы эти сказались на том, что я не защитил фактически готовые диссертации.

Помню, директор ВНИИМ Валентин Осипович Арутюнов мне сказал, ознакомившись с моей диссертацией: «Всё очень хорошо, но партком вас не пропустит». Это притом что мой портрет висел на доске почета…

Когда я брал человека на работу, то всегда интересовался не только его дипломом, но и тем, что он читает, смотрит в кино и театре, в какие музеи ходит. И если я понимал, что круг его интересов узок, а сам человек не интересен – старался на работу таких людей не брать.

Сам я часто хожу в Филармонию. Люблю неожиданные трактовки всем известной музыки. Одна из самых любимых и исполнительниц – Полина Осетинская.

Мне кажется, что раньше было все же больше ученых, которых интересовало собственно научное творчество, возможность решать какие-то нетривиальные задачи. Нехорошо, конечно, так говорить, но многих нынешних молодых ученых отличает два качества. Первое – это зацикленность на возможности, занимаясь каким-то проектом, прежде всего заработать. И второе – уверенность, что в интернете все есть, и стремление подменить подлинный научный поиск чтением Википедии. Я утрирую, конечно, но во многом это действительно так. И, к сожалению, как мне говорят коллеги из вузов, сходная картина наблюдается повсеместно.

Меня тут спросили, о чем я больше всего жалею в жизни. Не знаю. У меня нет ощущения, что я делал в жизни какие-то роковые ошибки. Я очень доволен тем, что в свое время перешел во ВНИИМ. Я объездил весь мир. Были какие-то трудности, но я об этом не жалею.

Я атеист. Я считаю, что серьезный научный работник не может быть верующим. Одно из двух: или ты ищешь истину, или принимаешь на веру то, что установлено свыше. Но я довольно много читаю работ по истории религии. Мне интересно, как складывалось то или иное религиозное мировоззрение, какие требования оно предъявляло к обществу, к человеку.

Чем отличаются отечественные ученые от, допустим, европейских? В Европе очень долго шли интеграционные процессы, и сегодня там в общем одна культура, один тип людей. В России же до начала прошлого века из-за отсутствия полноценного сообщения, тех же железных дорог, было много анклавов, замкнутых территорий со своим генетическим фондом, со своей внутренней культурой и так далее. И эта генетическая обособленность, сменившаяся резким генетическим смешением и обогащением в начале ХХ века, привела к тому, что в России и дураков будет побольше, чем в Европе, но и гениев или просто неординарных людей тоже больше.

Меня часто спрашивают о секретах профессионального долголетия.

Если хочешь быть здоров, должно быть три компонента в жизни. Первое — ты должен чувствовать: то, что ты делаешь, важно и увлекательно, второе — ты должен обязательно жить эмоциональной жизнью. Надо обязательно ходить в театр, на выставки и концерты, надо радоваться тому, что ты делаешь, это важно для твоей жизнедеятельности. И третье — ты должен иметь физическую нагрузку.

Человек должен быть счастлив. Чтобы человек был счастливым, он должен делать то, что он любит и жить в окружении людей, которых он любит. Для этого нужно, чтобы он умел увидеть нечто глубоко скрытое, но очень значимое в своей работе и умел скорректировать ее так, чтобы ему было интересно. Важно быть достаточно самостоятельным в принятии решений, эрудированным и интересоваться окружающим, стараться не превратиться в узкого специалиста. В наше время это большая опасность. Профессионалы интеллектуального труда должны понимать, что завтра им потребуются знания, которыми сегодня они еще не владеют, и придется, опираясь на прошлые знания, все время овладевать новыми. И если при этом в коллективе будет создана соответствующая атмосфера, то человек будет счастлив, как всю жизнь счастлив я.

Опубликовано: 18.10.2023, изменено: 18.10.2023

/ ⌂ / О ВНИИМ / История ВНИИМ / 180 лет со дня основания ВНИИМ / Мой ВНИИМ / Роальд Тайманов. Жизнь и мнения. К юбилею ученого /